Из современности – в войну, из Петербурга – в Ясную
10:24
12 марта 2010 года ИА «Чита. Ру» впервые опубликовало список умерших от ранений воинов, которые были захоронены недалеко от посёлка Безречная, где ранее располагались семь госпиталей. Мы попросили откликнуться забайкальцев, узнавших фамилии своих родственников. Первый отзыв поступил буквально на следующий день. Оказалось, что захоронение в Безречной – не единственное. В то же время в Ясной или на 74-м разъезде располагался подобный эвакогоспиталь. Второго отзыва пришлось ждать около двух лет. Аза Константиновна Гаврилова – журналист из Санкт-Петербурга – в военные годы вместе с родителями жила на 74-м разъезде. Сейчас она пишет историю своей семьи и по крупицам восстанавливает события того периода. Так, она выяснила, что на 74-м разъезде в 1944-1945 годах действовал эвакогоспиталь №967. Её мама Анна Алексеевна Белова работала в нём старшей сестрой-хозяйкой. Удалось установить, что начальником госпиталя в этот период был майор медицинской службы Коненкин. Об этом свидетельствует запись в трудовой книжке Анны Беловой. Фамилия приведена точно, а инициалы, к сожалению, отсутствуют. В то время самой Азе Константиновне было всего 5 лет, но тем искреннее её воспоминания. «Везли в забайкальские зимы» - Мой отец Константин Иванович Ефименко был кадровым военным. В 1930-1940-е годы военнослужащим очень часто приходилось менять место службы, иногда через 3-4 месяца. После Дальнего Востока мы оказались в Кяхте. Не успели распаковать вещи, как пришло новое назначение – на 74-й разъезд. Как рассказывала мама, нераспакованный багаж отправили по железной дороге на новый адрес. Сами переезжали в крытых грузовиках – студебекерах, в разгар забайкальской зимы. Нас было несколько семей. Одну машину выделили детям. Набили доверху матрасы и какие-то вещи, устроили нас на этой «верхотуре», дали нам одеяла. Ехать в такой необычной обстановке по заснеженной степи было интересно, даже весело, но холодно. Помню, как потом отогревали нас дома в горячих ваннах. Семейные дома на разъезде были вполне благоустроенные, с горячим водоснабжением и сантехникой. Скромный наш багаж в этот раз нас не только не догнал, а не пришел вовсе. Быт на новом месте пришлось начинать практически с нуля. Это было в конце 1944-го. Отец снова был откомандирован в Монголию, на её южную границу, где находились наши войска для защиты от возможного нападения японцев из Манчжурии. Мы остались на разъезде одни. Мама пошла работать в госпиталь. Землянки, бельё и немецкая радиола - Как мне помнится, весь посёлок состоял из четырех четырехэтажных домов. Два из них были выделены под жилье семейных военнослужащих. А в двух других располагался госпиталь. Ближе к семейным домам находился Дом офицеров. Перед домами расстилалось огромное ровное поле. В то время, о котором идёт речь, на нём ничего не было. Только теперь выяснилось, что это было поле военного аэродрома. За ним вдалеке находился посёлок из землянок. Точных сведений о нём у меня нет. Но я помню, что в начале 1945-го там селились военнослужащие, прибывшие с европейских фронтов, в частности, из Австрии. Хорошо помню, как ходила вместе с мамой в гости в такую землянку. Хозяева показывали нам невиданные дотоле вещи – немецкую радиолу, губные гармошки, швейцарские часы. По-видимому, своей необычностью они и запомнились мне на всю жизнь. Работы в госпитале было очень много. Мама пропадала там сутками. Забегала домой, только чтобы обиходить меня. Когда и на это не хватало времени, брала меня туда с собой. Там я и ночевала в какой-нибудь сёстринской. Детей в поселке почти не было. Многие квартиры вообще пустовали. Так как их хозяева, едва заселившись, убывали в командировки, в ту же Монголию, а семьи либо ещё не приехали, либо вернулись обратно. Так было и в нашей квартире – соседские комнаты пустовали, и присматривать за мной было некому. Частенько я была предоставлена самой себе. Уходила на ближайшую сопку. Как-то по весне, проверяя толщину льда, провалилась по пояс в окопчик на бывшем лётном поле. Со стороны землянок меня приметила женщина, вытащила из воды, привела к себе в землянку, обсушила у печки и потом отвела к маме в госпиталь. Около здания госпиталя была, как мне тогда казалось, огромная площадка для сушки белья. Она всегда была завешана белёем - солдатским и постельным, бинтами, гимнастёрками, одеялами, портянками. Его там было просто немеряно. Помню, как бегала под ним, играя с кем-то в прятки. А вдоль зданий тянулась нитка сараев. Кое-кто держал в них кур и даже свиней. Часть сараев относилась к госпиталю. Официально ли там было что-то вроде подсобного хозяйства или на чьём-то энтузиазме, но сохранилось в памяти, что дети бегали подсмотреть, как закалывали свиней. Из разговоров взрослых запомнилось, что среди военного персонала был один специалист по этому делу, откуда-то с Украины, когда он появлялся, вокруг него собирались люди, это было событием мирной жизни. Госпиталь, как мне казалось, был большой. По второму этажу проходил сквозной коридор. Мне очень нравилось, что с одной стороны можно было входить, с другой – выходить. На меня производили впечатление просторные лестничные площадки, на некоторых были угловые зеркала. У входа - у подъезда - стояли скамейки, на них всегда сидела курящая публика, по-видимому выздоравливающие. Они знали, что я дочка сестры-хозяйки, любили погладить по головке, поспрашивать, как да что. К сожалению, я не помню каких-либо общественных мероприятий в госпитале. Но точно знаю, что в Доме офицеров, по крайне мере в 1945 году, концерты уже были. Отчётливо помню переполненный зал и потрясающе бурные овации – это был День Победы. Мероприятие проходило днём, и мама взяла меня с собой. Это сейчас понятно, почему люди не стеснялись слез, а ведь именно поэтому тот день сохранился в моей детской памяти. Здание Дома офицеров казалось мне необычным, огромным, впечатляло своими колоннами. Конечно же, оно было украшением 74-го разъезда. Тем более, что разъезд был совсем не таким, как посёлок Ясная. Маленьким и серым, наполовину земляным. Но он стал самым ярким впечатлением моего раннего детства. «Вернулись, а завтра опять была война» - Летом 1945-го на разъезд, наконец-то, вернулся отец, его однополчане, в доме и в квартире у нас появились соседи, другие дети. Стало шумно и весело. Теперь уже мы целой компанией лазили на ближнюю сопку. Стал пустеть и госпиталь. Мама ходила на работу по большей части сдавать хозяйство – что-то всё учитывали, считали, записывали. А в конце июля вольнонаёмный штат был уволен по сокращению в связи с переездом госпиталя. Он был расформирован и уже под другим номером передислоцирован в Манчжурию. А завтра опять была война. Разъезд со слезами проводил лишь недавно вернувшихся родных. Помню, как у нашего подъезда стояло несколько танков и грузовиков. На них и убыли наши защитники. К счастью, всё кончилось довольно быстро и благополучно. С октября жизнь военного гарнизона начала налаживаться. А весной 1946 года майор Константин Иванович Ефименко получил новое назначение. Впереди были Песчанка, Антипиха и Чита. Места проживания менялись, как в калейдоскопе. Моей молодой ещё тогда матери подчас бесполезно было искать место работы - так часты были переезды. Правда, в Чите мы прожили пять лет. В жизни нашей семьи это было самое благополучное время. Военнослужащие в те времена были крепко спаянным коллективом. Вместе с семьями постоянно выезжали на реки и озера, вплоть до Байкала, на охоту и рыбалку, на абсолютно безалкогольные пикники. Было трудновато с продуктами, поэтому часто ездили в бурятские сёла за мясом, яйцами. Буряты тогда были ещё кочевниками. Бывало, закупят у них что-либо и оставят, чтобы без лишнего груза съездить в другое кочевье, вернутся за купленным, а бурят уже и след простыл. Мотаются потом за ними по степи, пока догонят. «Мало что сравнится с Забайкальем по красоте» - В Чите мы жили на улице Полины Осипенко, недалеко от Дома офицеров. Насмотрелись на весеннюю Кайдаловку. Однажды по весне ушли всей семьёй погулять, а обратно вернуться не можем – так она разлилась. А когда её заковывали в бетонный канал, мы каждый день с ребятами бегали смотреть на строящих его военнопленных японцев – очень интересны были их построения и читки газет. Постоянно с одноклассниками ходили за Ингоду и «ползали» там по сопкам с японскими катакомбами, хотя все было запечатано и забрано решетками. Всем классом ходили за багульником, рвали ургуйки и саранки, жевали «серку»… Много ещё своеобразного выпало на долю нашей военной семьи. Учёба отца в Ленинграде позволила нам увидеть город потрясающей красоты и одновременно лежащие в руинах пригородные дворцы и парки, разорённые войной. Потом был полудикий Казахстан с его пыльными степями и глинистой Сыр-Дарьей. А затем хрущёвское сокращение, когда призванный для укрепления армии офицер оказался таким ненужным, что ему не дали дослужить до выслуги два месяца и выкинули на гражданку с мизерной пенсией. С 1957 года мои родители жили в Ленинграде, среди красот Карельского перешейка. Построили домок, насажали сосен и елей, как в Забайкалье. И всегда считали, что краше Забайкальского края земли нет. Теперь уже и я прожила жизнь, многое повидала, и тем более убеждена: мало что сравнится с ним по красоте.
Сейчас я пишу историю семьи, восстанавливаю события прошлого. Езжу по городам и весям своих предков. И мне очень жаль, что не могу навестить забайкальские края: далековато. А так хочется хотя бы издали посмотреть на родную сопочку, постоять на берегу Ингоды, насладиться цветением багульника.
На содержание сайта в год требуется около 2000 рублей. Желающие могут поддержать сайт отправив небольшую сумму на кошелек ЯНДЕКС ДЕНЬГИ: 41001278761845
